– Ради Эсфирь я попробую. – Она вытолкала меня из кухни, но напоследок сказала: – И не думай, что это что-то значит!
Дверь захлопнулась у меня перед носом.
– Знафит-знафит, – пробубнила вейга с набитым ртом.
Она появилась за моей спиной, жуя зефир и шурша упаковкой. А потом её метёлка похлопала мне по бедру.
– А теперь попробуем позу «Энергия-три», ученик. Где там наш коврик?..
***
За те два часа, пока вейга помогала мне в очередной раз отталкивать тёмный эфир и сопротивляться его влиянию, Виринея ни разу не вышла из кухни.
Но пару раз я слышал, как там что-то упало и разбилось.
Один раз Виринея швырнула что-то в стену от злости и много раз орала так, что слышно было даже через закрытую дверь.
– Почему яйца не взбиваются!!! Ненавижу яйца!!!
– Где включается плита?!
– Оно прили-и-ипло!
– Ну давай! Запихивайся!!!
– У-у-убью! Оживлю и снова убью гада!
Сидя в гостиной на коврике в позе лотоса, я невольно усмехнулся: интересно, о ком это она?
А вот вейга, слушая вопли Виринеи, едко захихикала:
– Эта некромантка такая смешная, но я бы опасалась её злить, Бринер. Купи ей зефир или орешки. Вдруг поможет.
Когда мы наконец закончили тренировку, я ощутил уже привычное чувство усталости. Оно всегда наступало после тренировок с тёмным эфиром. Порой даже перед глазами плыло.
Вот и сейчас, когда я поднялся, меня сначала пошатнуло.
Но я всё равно первым делом отправился проведать Виринею, прямо в форме для магической йоги. Мало ли, что с некроманткой могло случиться – она подозрительно смолкла, перестав орать и злиться.
Войдя в кухню, я увидел забавную картину.
Девушка сидела на стуле, вымотанная, как после боя, вся в муке, на её лице засохли кляксы от персикового варенья, а в волосах застряла зубочистка.
Но запах на кухне стоял изумительный.
– Ну как? – осторожно поинтересовался я.
Виринея показала на стол и на то, что было накрыто полотенцем. Что-то круглое и маленькое, несколько штук. Возможно, это даже были кексы.
Я только собрался подойти и проверить, как вдруг на кухне появилась Эсфирь.
– Можно, я посмотрю?
Не дожидаясь ответа, она аккуратно стянула полотенце.
Там были те самые кексы. Кривые, немного поплывшие и, кажется, непропечённые. Отдалённо похожие на коровьи лепёшки. Но всё же кексы. Виринея украсила их кусочками персиков, выложив их в виде рожиц. Правда, рожицы получились по-некромантски мрачными, без улыбки, будто кексы задумались о смерти.
– Какие красивые!.. – выдохнула Эсфирь и кинулась обнимать Виринею. – Почти, как у Анастасии! Там, конечно, было посимпатичнее. И вишенка. Но эти тоже ничего. Потом можно будет поучиться у соседки готовить, правда же?
Я чуть лоб себе ладонью не пробил.
Эсфирь без зазрения совести говорила про свою Анастасию, хотя Виринея буквально на горло себе наступила, решив приготовить еду.
– Вообще-то, она старалась, – сказал я Эсфирь, на что та кивнула, соглашаясь.
Однако по её лицу было видно, что меня она всё же не простила за то, что я выбросил пирог Анастасии, и что кексами Виринеи Эсфирь купить не удастся.
Зато она уже не плакала, а деловито отправилась заваривать чай.
Ну а потом мы все вчетвером – Эсфирь, Виринея, вейга и я – попробовали то, что должно называться кексами. Они были немного пересолёными, с комочками муки и слишком жидкой начинкой, но Эсфирь с удовольствием их уплетала. Хотя я уже понимал, что симпатии к соседке это не перешибёт.
Когда наше дружеское чаепитие закончилось, вейга забрала с собой один кекс и ушла, а Эсфирь ускакала наверх. Я же решил проводить Виринею до дома, но перед этим отправил Абубакара на разведку.
– Проверь соседский дом тщательно, очень тщательно. Любые странности. И будь осторожным, понял? Не задерживайся. Если увидишь что-то странное, быстро возвращайся.
– Всё будет оргазм! Ура! – гарантировал мне Абу и исчез в стене.
Когда я провожал Виринею до дома, она призналась, что вообще впервые что-то готовила на кухне. Для неё это был целый подвиг.
– Но Эсфирь я всё равно не нравлюсь, Алекс, – с горечью произнесла она. – Вряд ли когда-нибудь твоя сестра назовёт меня милой.
К сожалению, она была права, но я всё равно искренне был ей благодарен за помощь с Эсфирь и ещё зачем-то поинтересовался:
– А для меня кекса не предусмотрено?
– Ты наглеешь, Бринер, – усмехнулась она.
У ворот своего дома Виринея чмокнула меня в щёку и напомнила про Феофана.
– Кстати, он был в восторге от твоего поединка на Чёрной арене.
Я аж замер.
– В смысле? Феофан был среди зрителей на арене?
– Да, он очень хотел туда попасть. Ещё бы. Знаешь, как он хотел увидеть Мёртвого Князя из своих сказаний. Жаль, что после этого ему пришлось отправиться в больницу. Получил серьёзный порез ноги во время падения трибуны.
Я нахмурился. Порез ноги?
Если Феофан находился на арене во время моего поединка, да ещё и был ранен, то он сразу попадал под подозрение. Через рану в него мог вселиться Волот.
Теперь мне ещё больше захотелось встретиться с Феофаном.
Я ничего не стал говорить Виринее о подозрениях и попрощался. Девушка уже дошла до ворот и открыла калитку, как вдруг мне пришла картинка из памяти Абубакара…
***
В то же время в доме напротив
Абубакар проник через крышу соседнего дома сначала на чердак.
Это был обычный чердак обычного дома, почти пустой и пыльный. Ничего опасного Абубакар не ощутил, а чутьё у него было будь здоров. Особенно на золотишко и врагов.
Он последовал дальше, спустился вниз, сразу в комнату хозяйки – а чего мелочиться?
Там тоже не нашлось ничего интересного. Даже самой хозяйки, а Абубакар был бы не против посмотреть на неё, купающейся в ванной. Или переодевающейся.
Это бы сильно способствовало качеству его любовного романа.
Реалистичность должна быть в литературе!
Он как раз фантазировал над сто сорок пятой главой, а там была очень напряжённая сцена.
«Хуан-Карлос и Эсмеральда так крепко вцепились друг в друга в объятьях, что хрипели от страсти, – сочинял Абубакар, заодно проверяя под кроватью. – Хуан-Карлос был так красив, что глаза Эсмеральды не выдержали и скатились по его крепкой фигуре вниз, а потом взлетели вверх. Да-а, подумала Эсмеральда, он так прекрасен, что надо устроить ему сюрприз. Она набросилась на него и сорвала его белую рубашку, которая была так ослепительна, что ослепила все глаза Эсмеральды и отпечаталась в них до боли…».
Ох, какая метафора!
Как же замечательно выходит.
Читатели будут плакать над этой сценой!
Абубакар тщательно проверил под кроватью, изучил ванную, туалет и ещё три пустующие комнаты наверху, все стены, все ниши, всю мебель. Ничего не нашёл. Всё чисто, никаких странностей, о которых говорил хозяин.
– Проверь тщательно, очень тщательно. Любые странности, – так он напутствовал, когда просил разведать соседний дом.
И Абубакар старался изо всех сил.
Он спустился вниз, на первый этаж. Очень чисто, никакой пыли, никаких запахов. Рыжеволосая девушка в фартуке сидела за холстом, держала мольберт и рисовала. Что-то мурлыкала себе под нос, такая красивая и сексуальная.
Как его Эсмеральда… о да. Такая же прекрасная!
На ум невольно пришла сцена, как после горячего шпили-уили с Хуаном-Карлосом в сто сорок четвёртой главе Эсмеральда садится и рисует картину… совершенно голая… ох, да… её рыжие волосы спадают по плечам, а на лице играет улыбка… девушка рисует своего возлюбленного… его портрет… много его портретов…
Абубакар даже отвлёкся, залюбовавшись хозяйкой дома, но тут же вспомнил, что он на работе.
Он незаметно проник дальше – на кухню.
И тут чистота! Ну просто кристальная!
Он проверил столовую и прошмыгнул в гостиную. У стены стояла коробка с книгами, вокруг было светло и приятно – ну просто идиллия. Девушка продолжала самозабвенно рисовать, совершая уверенные мазки кистью.